Как известно из одноименной пьесы Шварца, намерение убить дракона в высшей степени благородно и почти в той же степени невыполнимо. Особенно если дракон живет в каждой душе.
Одиночество было моим вернейшим спутником с тех пор, как мне исполнилось четырнадцать. Причиной были как объективные изменения в моей жизни, так и просто склад моего характера – не будем сейчас останавливаться на этом, речь о другом. У меня холодная кровь, но и она поначалу леденела от ощущения неизменного присутствия одиночества. Потом я привыкла – как военнопленные привыкают к надсмотрищикам, как жители осажденного города привыкают к взрывам у самых своих стен. Я стала покорной узницей свого одиночества.
Иногда его хватка ослабевала, и жизнь, в сущности, не казалась ужасной. Но это не могло меня обмануть – пусть поводок стал чуть длиннее, но он никуда не исчез, и строгий ошейник все также стягивал шею. Одиночество было моим драконом.
Я никогда не думала, что дракона можно победить. Я не ждала этого.
Пока вдруг не поняла, что он уже мертв.
Мой лучший друг, г-н Ш., мой Ланселот. Ему удалось убить моего дракона.
Не знаю, как это произошло. Не понимаю. Мой Ланселот не звонит, не пишет, мы не виделись уже месяц. Мы не любим друг друга в прямом смысле слова и, конечно, не имеем друг на друга никаких прав. И все же я больше не чувствую холода стального обруча на горле. Я свободна.
У меня остались все чувства, кроме самого знакомого, самого привычного – одиночества. Я заглянула в его неподвижный мертвый зрачок и дотронулась до потерявшей всякий блеск чешуи. Что бы ни случилось, даже если Ланселот больше никогда не появится в моей жизни, даже если я останусь в пустыне навсегда – дракон мертв, и он никогда больше не будет владеть моей душой.
Одиночество было моим вернейшим спутником с тех пор, как мне исполнилось четырнадцать. Причиной были как объективные изменения в моей жизни, так и просто склад моего характера – не будем сейчас останавливаться на этом, речь о другом. У меня холодная кровь, но и она поначалу леденела от ощущения неизменного присутствия одиночества. Потом я привыкла – как военнопленные привыкают к надсмотрищикам, как жители осажденного города привыкают к взрывам у самых своих стен. Я стала покорной узницей свого одиночества.
Иногда его хватка ослабевала, и жизнь, в сущности, не казалась ужасной. Но это не могло меня обмануть – пусть поводок стал чуть длиннее, но он никуда не исчез, и строгий ошейник все также стягивал шею. Одиночество было моим драконом.
Я никогда не думала, что дракона можно победить. Я не ждала этого.
Пока вдруг не поняла, что он уже мертв.
Мой лучший друг, г-н Ш., мой Ланселот. Ему удалось убить моего дракона.
Не знаю, как это произошло. Не понимаю. Мой Ланселот не звонит, не пишет, мы не виделись уже месяц. Мы не любим друг друга в прямом смысле слова и, конечно, не имеем друг на друга никаких прав. И все же я больше не чувствую холода стального обруча на горле. Я свободна.
У меня остались все чувства, кроме самого знакомого, самого привычного – одиночества. Я заглянула в его неподвижный мертвый зрачок и дотронулась до потерявшей всякий блеск чешуи. Что бы ни случилось, даже если Ланселот больше никогда не появится в моей жизни, даже если я останусь в пустыне навсегда – дракон мертв, и он никогда больше не будет владеть моей душой.
Вообще, я считаю, человек сам должен побеждать своих драконов. Ну, если это не твой дракон) Там самому проблематично))
По-моему, своего дракона убить... ну... почти невозможно. Иначе это не настоящий дракон, не шварцовский.
скорее рыцарей надо спасать нынешних...
А ты спрашиваешь, как люди в тебе мать Терезу умудряются увидеть. Одного такого высказывания достаточно.
По-моему, за тебя твои проблемы никто не решит и дракона не убьет. Можно только поддержать, меч там подать и т п. Но со своими львами человек борется сам.
Я поняла.
чудовищем он мне больше нравился
Скажем так, я его в человеческом облике не помню. Большую часть сюжета он в образе "пушистенького".
за тебя твои проблемы никто не решит
Мы, кажется, несколько о разных вещах говорим. Впрочем, совершенно неважно, от чьей руки пал дракон, если он уже мертв, так что и спорить не стоит.
А кто спорит? Никто и не спорит) Все радуются